Доктрина нейтралитета по сути выполнила только одну свою роль, содействовала на определенном этапе, однако до реальной равноудаленности дело конечно не дошло…
Состоявшиеся президентские выборы в Туркменистане дали повод экспертам по Центральной Азии снова обратить внимание на эту страну, что в принципе случается далеко не часто – сама природа политического режима и закрытость Туркменистана во многом обусловила тот факт, что зачастую он остается вне поля зрения.
25 лет прошло с момента распада СССР, бывшие союзные республики выстраивают свою государственность, но Туркменистан в этом отношении выделяется даже на фоне других республик Центральной Азии. Так, в советский период это была наиболее отсталая по уровню жизни республика региона. При этом управленческий класс состоял в основном из этнических не туркменов. Это также в значительной степени можно сказать и о республиканской интеллигенции (если о ней вообще можно говорить применительно к советскому Туркменистану). Кроме того, Туркмения была и остается конгломератом племен, серди которых наиболее высокое положение занимали текинцы, которые, в свою очередь, делятся на ветви, находящиеся в довольно конкурентных отношениях друг с другом. Вообще, эта страна даже по центральноазиатским меркам относится к сложным племенным конгломератам.
В начале 90-х туркменский газ пошел на экспорт, бывшая коммунистическая элита, этнически однородная внутренне низкоконкурентная, овладела полным доступом к недрам, русское население, лишившееся привилегированного положения, в массовом порядке стало выезжать из страны. Все это обусловило закрепление режима личной власти президента С.Ниязова.
Не вдаваясь во внутренние особенности этого режима, рассмотрим его внешнеполитическую стратегию. Следует отметить, что Туркменистан в международном плане (и это зафиксировано официально в рамках ООН) является нейтральным государством. Авторство этой доктрины нейтралитета отдается часто бывшему министру иностранных дел Туркменистана Б.Шихмурадову, впоследствии уехавшему из страны, а затем вернувшемуся и осужденному по обвинению в попытке госпереворота.
Доктрина нейтралитета не является уникальной. По сути это туркменский вариант концепции многовекторной политики, отличающийся декларируемой равноудаленностью от глобальных и региональных центров силы. При наличии серьезной энергетической базы такой курс должен был обеспечить стабильность режима, отсутствие определяющего влияния на него внешних сил. В соответствии с доктриной нейтралитета Туркменистан не вошел в интеграционные группы такие, к примеру, как ЕАЭС или ШОС. Даже сегодня можно иногда слышать, в том числе и от специалистов по региону, что нейтралитет позитивно сказался на стабильности в стране. Также говорят порой и о том, что Туркменистан, в отличие от соседних стран – Кыргызстана или Таджикистана – более гладко прошел через последние 25 лет.
Однако, на самом деле все относительно и последние события показывают, что тот курс, который был заложен при Ниязове, сегодня уже вряд ли может принести успех. Что же касается политической стабильности, то она, как при Ниязове, так и сегодня, даже несмотря на определенные послабления со стороны Г.Бердымухамедова, особенно в первые годы после так до конца и непонятной по своим причинам кончины С.Ниязова, обеспечена во многом репрессивным аппаратом. Кстати после смерти Ниязова, в отличие от ситуации в современном Узбекистане, приход к власти нынешнего президента фактически сопровождался резкой сменой фигур на политической сцене, когда спикер парламента и руководитель охраны Ниязова были убраны с нее, и конкурентов у нынешнего лидера практически не осталось.
Сегодня же, несмотря на соблюдение формальных норм, демонстрацию демократичности выборов, вряд ли кто-то может сомневаться в том, что легальной оппозиции в Туркменистане практически нет, большинство несогласных либо находится за пределами страны, либо в местах лишения свободы, либо молчат, не будучи организованными в какие-либо политические группы. Тем не менее, не стоит и уповать полностью на силу режима в Туркменистане. И причин тому несколько.
Во-первых, сама доктрина нейтралитета по сути выполнила только одну свою роль, содействовала на определенном этапе, в числе других факторов, стабильности режима, однако до реальной равноудаленности дело конечно не дошло. Индикатором этого служат экономические показатели. Туркменистан, в отличие даже от других стран региона, в еще большей степени зависит от экспорта газа, которая обеспечивает поступление почти 90% экспортной выручки. При этом страна занимает долю в 2,5 % в мировом рынке газа. Туркменистан в 2016 г. планирует увеличить добычу газа на 9% по сравнению с 2015 г, до 83,8 млрд м3, на экспорт при этом страна хочет направлять около 48 млрд м3газа. К 2030 г Туркменистан рассчитывая увеличить добычу газа в 4 раза, доведя ее до 230 млрд м3. Добиться этого страна рассчитывает за счет дальнейшего обустройства месторождения Галкыныш и начала разработки еще около 30 газовых месторождений. Основным рынком при этом по сбыту газа является Китай, от которого Туркменистан очень сильно зависит экономически, тем более, что деньги от поставок идут сегодня скорее не на развитие, а на оплату китайских кредитов.
Таким образом, сегодня в условиях прекращения поставок через Россию Туркменистан в газовом отношении находится в зависимости от одного маршрута экспорта, следовательно, задача диверсификации маршрутов – одна их ключевых. Однако пока об этом говорить рано. Газопровод «Восток-Запад» в обозримой перспективе вряд ли будет продлен через Каспий, как по причине позиции Азербайджана, так и по причине технической сложности проекта, хотя европейцы, вероятно, будут продолжать его лоббировать. Что же касается ТАПИ, то у этого проекта есть как объективные трудности, связанные с безопасностью в Афганистане, так и конкуренты в лице Ирана и Катара, которые вряд ли хотят делиться уже имеющимися и потенциальными возможностями по поставкам своего газа. Тем не менее, в обозримой перспективе стоит ожидать и в отношении России это уже проявляется настойчивого желания руководства Туркменистана раздвинуть рамки поставок, что, тем не менее, вряд ли сможет нивелировать общий вектор на все большее и большее присутствие Китая в Туркменистане.
Во-вторых, довольно серьезно стоит перед страной проблема безопасности. Особенно остро она проявляется в виду довольно слабой армии Туркменистана и органов безопасности, которые, несмотря на всю свою силу с трудом могут осуществлять контроль над огромной территорией с прозрачными пустынными по большей части границами. Что касается угрозы со стороны Афганистана, то она действительно ощутима. События на границы последних лет показывают, что перестрелки там происходят регулярно. Радикальные группы из Афганистана, которые, кстати, во многом также состоят из туркмен, только афганских, оказывают серьезное давление на границу, что вызывает серьезное беспокойство властей.
Кроме того есть опасность и проявления большего радикализма в самом Туркменистане, причем на это накладывается и фактор негативной динамики уровня жизни в стране. Ранее, при Ниязове и в первые годы президентства Бердымухамедова при относительно низких зарплатах обеспечивался по квотам бесплатный бензин, жилищно-коммунальные услуги и т.д. Но сейчас положение в связи с падением цен на энергоносители изменилось. Кроме того, внутри страны есть целый ряд угроз, таких как внутренняя миграция, демографическая ситуация, диспропорции регионального развития и межплеменные отношения. В этих условиях говорить о Туркменистане как о стабильной стране сегодня не приходится и жесткий информационный вакуум уже не в состоянии скрыть это. Сегодня Туркменистан прилагает усилия к новому укреплению своих силовых структур, однако многое опять же будет зависеть от позиции крупных внешних игроков. Что же касается самого Г.Бердымухамедова, то после переизбрания, продления срока президентских полномочий до 7 лет и ликвидации возрастных ограничений он создал себе все условия как для наследования, так и для своего пожизненного президентства, успех которого, однако, далеко не так очевиден. Как не очевиден и ответ на вопрос – в состоянии ли правящий класс страны, выстроенный жестко под одного человека, обеспечить те многочисленные проблемы, которые встали сегодня перед республикой.
Александр Гущин – доцент Российского государственного гуманитарного университета, эксперт по постсоветскому пространству